Игорь Афанасьев - <a href="/cdn-cgi/l/email-protection" class="__cf_email__" data-cfemail="29796168677d66646965667f6c076a6664">[email protected]</a> (ФАНТОМ - ЛЮБОВЬ)
Филька с ужасом представил себе процедуру публичного раздевания, но отказаться от предложения уже просто не мог — быть банкротом не означало быть трусом.
Прыщавый Витька захихикал, самоуверенно поглядывая на принадлежащую ему мятую кучку рублей и горку мелочи.
Четвёртый игрок, Аркашка, кучерявый плод армянско-украинского брака, заблестел глазами и сладострастно напомнил Женьке:
— А у тебя штанов нет — одни трусы!
Женька, в азарте нового развлечения, немедленно произвела оценку собственного туалета:
— Лифчик стоит троячку, а трусы — десятку!
— А домой за деньгами можно бегать? — не унимался кучерявый.
— Играем только на наличман! — отрезала Женька, выложила на стол рублей пятнадцать денег и с издёвкой глянула на Фильку.
Витька разменял Филькины рубли на мелочь и сдал карты.
Поставили по пять копеек.
Филька глянул свою первую карту, и в голове мелькнуло радостное предчувствие — это был туз.
Кучерявый азартно ринулся прикупать к восьмёрке, купил шестёрку и добавил к ним вторую восьмёрку.
— Перебор, — огласил результат Витька-банкир.
Аркашка выругался и закурил папироску.
Женька сыграла на «банк», но к десятке Витька выдал ей шестёрку, и она, подумав секунду, остановилась на шестнадцати очках.
Банкир открыл свою девятку и добавил к ней ещё одну.
Женька была бита.
Витька срезал себе новую карту и вопросительно взглянул на Фильку.
С деланным равнодушием, тот промолвил:
— И я рискну на «банк», — и, увидев мелькнувшую под «рубашкой» восьмёрку, незамедлительно скомандовал банкомёту:
— Себе!
Витька отвернул очередную девятку и с волнением открыл вторую карту:
— Казна! — злобно сверкнул он глазами, увидев прикупленную восьмёрку.
Игра пошла в одни ворота.
Точнее — два на два.
Выигрывали Филька и Аркашка.
Аркашка даже больше, но главное было то, что катастрофически проигрывались Витька и Женька. Быстро лишившись своей горки денег,
Витька начал скулить, что уже поздно и достал из тапочка «заначку»- последних три рубля.
У Женьки, просто разъяренной неудачами, тоже осталось денег не много, но азарт борьбы толкал её в пекло.
И в этот момент кучерявый Аркашка, в очередной раз принявший на себя обязанности банкира, молча поставил на кон рубль.
Это была невиданная ставка.
— Мы так не договаривались! — запротестовал Витька, но Женька отрезала его протест:
— А мы никак по ставкам не договаривались! Не скули!
Она даже обрадовалась авантюре Аркашки. У неё никогда не было бесконечного невезения в игре, и она была уверена, что сейчас придёт её час.
Филька взглянул на приличную сумму своего выиграша и молча пожал плечами.
Сыграли несколько кругов, и в банке сложилась сумма рублей в восемь.
Первой жертвой стал Витька.
Он законно рискнул на первой десятке, и, получив к ней шестёрку и семёрку, схватился за голову — денег на расплату с банком не было.
— Считаем, — нервно расхохоталась Женька, и Витька стал рассчитываться.
Все его белые прыщи особо выделились на густо покрасневшей физиономии, он обречёно стал стягивать с себя одежду, под комментарии торжествующего Аркашки. Очередь дошла до трусов: Витька попытался отделаться тапочками и его гордостью — ручными часами, но номер не прошёл.
Он закрыл глаза и, сняв с себя трусы, быстро накрыл двумя руками предмет мужской гордости.
— А карты чем брать будешь? — заливался от хохота Аркашка, и Фильку тоже охватил неудержимый нервный смех — следующей по кругу была Женька, и перед ней лежала последняя пятёрка.
— В банке — шестнадцать! — объявил Аркашка, и глаза его, уткнувшиеся в девочку, загорелись хищным блеском восточного сластолюбца.
А в руке у Женьки ждал своего часа бубновый туз.
Нет, можно было бы сыграть на пятёрку, получить её из банка и спокойно переломить ход игры, но кто знает, что руководит человеком, который, отметая холодный расчёт, произносит фразу, понятную на всех языках мира:
— Банк!
Она проиграла.
К великолепному тузу пришла пошлая шестёрка, и Женька, кусая губы, следила за руками Аркашки, который медленно, одну за другой, открыл три семёрки.
— Очко, — звенящим от ожидания голосом объявил Аркашка и тяжело задышал, уставившись на поверженную соперницу.
Витька забыл о собственном голом положении, и дурацкая ухмылка гуляла по его обалдевшей от предвкушения реванша физиономии.
Женька презрительно скривила губы, швырнула пятёрку в банк и легко скинула с себя верхнюю часть купальника.
Два больших соска торчали на вершине маленьких бугорков, но от этого притягательность картины полуобнаженной девочки не становилась меньше.
Мальчишки с жаром следили за Женькой, Аркашка беспрестанно шмыгал носом, а Витька с трудом сдерживал «процесс роста», начавшийся под его руками.
Филька также ощутил заметное движение в нижней части организма, но чувство жалости мелькнуло искрой поперёк дикого интереса, и он благородно напомнил Женьке, которая уже приготовилась стянуть с себя трусишки:
— Я тебе должен десять рублей.
Искра надежды мелькнула в её глазах, но тут взвизгнул голый Витька:
— Не считается! Договаривались на наличман!
— Ей всё равно не хватит, — успокоил его осипшим голосом Аркашка.
— Ша, базар! — гордо произнесла резюме Женька и разделась окончательно.
Она вела себя удивительно достойно и красиво.
Это была её идея, это было её наказание за пагубную страсть, и она приняла его так, как только может это сделать красивая женщина, когда отступать уже некуда.
Она не просто разделась, она влезла на стол и несколько раз прошлась по плоской доске, замирая в разных позах.
Южная луна освещала её тело с верхнего яруса, а тусклый свет свечи — снизу. Она возвышалась над очумевшими от счастья пацанами, словно богиня, сошедшая по лунной дорожке на Землю.
Ничего нового Филька для себя не видел — он видел по-новому.
Через забор двора по Большой Житомирской номер восемь он не раз, вместе со всей шпаной, подглядывал за обнаженными женщинами, которые принимали солнечные ванны в солярии Центрального Телеграфа. Увиденное тщательно и пошло обсуждалось, и никакими анатомическими новинками Фильку удивить было невозможно.
Но то были голые тётки, а это — обнажённая Богиня.
Женька слезла со стола, и единственным, кто решился нарушить благоговейную тишину, оказался темпераментный Аркашка. Он придвинулся к ней поближе и, пожирая глазами, почти простонал:
— Дай потрогать, Женька!
— Пошёл на.! — тихо ответила девочка, но ругательство прозвучало как приказ, и мальчишки расползлись в разные стороны.
Филька, весь в совершенно разобранных чувствах, двинулся в свой сарайчик, но увидел, что на пороге дома сидит папа и одна из москвичек. В темноте они не заметили приближающегося Филю, и он отчётливо услышал их разговор.
— Ну, поехали со мной, — горячо шептала женщина, обращаясь к отцу, — ты же не любишь её, я знаю!
Филька остолбенел от неожиданности.
— Ты не понимаешь, — грустно отвечал отец, — у меня пацан растёт, он её любит, она — мать.
— Я буду любить его больше! — ещё жарче шептала женщина. — Что ты можешь ему дать в своём Киеве? Вырастет в подворотне. А у меня в Москве квартира, я кандидат наук, он будет как сыр в масле!
— Перестань, — тихо отвечал отец.
Неожиданно Филька почувствовал чьи-то ладони на своих ушах — это была Женька. Она потянула его в сторону от крыльца и тихо шепнула:
— А подслушивать — нехорошо!
Она утянула его в угол двора, к столу, за которым лишь несколько минут тому назад кипели невиданные дотоле Филькой страсти.
Они молча выкурили папироску на двоих, и Женька, усмехнувшись, спросила:
— Что? Смешно было?
Филька долго не мог подобрать правильный ответ, но потом определился:
— Красиво.
Девочка недоверчиво посмотрела на мальчугана, но ни капли фальши в его ответе не обнаружила. Она усмехнулась и добавила: — Спасибо, что хотел выручить. А что, было бы лучше, если бы я не разделась?
Врать не было никакого смысла.
— Хуже, — шепнул Филька.
Её рука крепко ухватила его вспотевшую от волнения ладонь, он почувствовал под рукой твёрдый бугорок, и горячая волна пронеслась в Филькиной голове. Он непроизвольно потянулся к Женьке, а она сама придвинула грудь к его лицу. Солёные волны Чёрного моря хлестнули его по губам.
Фильку бил мелкий озноб, и ему хотелось наброситься на Женьку, чтобы ощутить вновь это ни с чем не сравнимое чувство, чтобы повторить его ещё, ещё и ещё.
Женька предусмотрительно вскочила на ноги и, чмокнув Фильку в щеку, убежала.
Она не показывалась во дворе несколько дней и лишь за полчаса до Филькиного отъезда выглянула из своего окна и помахала ему рукой, а затем появилась на крыльце рядом с двумя москвичками. Одна из подружек плакала, вторая утешала её, как могла, а папа никак не мог застегнуть чемодан и чертыхался.
